Неточные совпадения
Через полтора или два месяца не
оставалось уже камня
на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной
реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к
реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а
река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину,
на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
— В своей ли ты
реке плаваешь? — задумчиво спросила она и тотчас же усмехнулась, говоря: — Так —
осталась от него кучка тряпок? А был большой… пакостник. Они трое: он, уездный предводитель дворянства да управляющий уделами — девчонок-подростков портить любили. Архиерей донос посылал
на них в Петербург, — у него епархиалочку отбили, а он для себя берег ее. Теперь она — самая дорогая распутница здесь. Вот, пришел, негодяй!
Ничего не нужно: жизнь, как покойная
река, текла мимо их; им
оставалось только сидеть
на берегу этой
реки и наблюдать неизбежные явления, которые по очереди, без зову, представали пред каждого из них.
Мне
остается сказать несколько слов о некоторых из якутских купцов, которые также достигают до здешних геркулесовых столпов, то есть до Ледовитого моря, или в противную сторону, до неведомых пустынь. Один из них ездит, например, за пятьсот верст еще далее Нижнеколымска, до которого считается три тысячи верст от Якутска, к чукчам, другой к югу,
на реку Уду, третий к западу, в Вилюйский округ.
Нашим мелким судам трудно входить сюда, а фрегату невозможно, разве с помощью сильного парохода. Фрегат сидит 23 фута; фарватер Янсекияна и впадающей в него
реки Вусун,
на которой лежит Шанхай, имеет самую большую глубину 24 фута, и притом он чрезвычайно узок. Недалеко
оставалось до Woosung (Вусуна), местечка при впадении речки того же имени в Янсекиян.
Макомо старался взбунтовать готтентотских поселенцев против европейцев и был, в 1833 году, оттеснен с своим племенем за
реку в то время, когда еще хлеб был
на корню и племя
оставалось без продовольствия.
Она вырвалась от него и вернулась в девичью. Он слышал, как захлопнулся крючок. Вслед за этим всё затихло, красный глаз в окне исчез,
остался один туман и возня
на реке.
17-го утром мы распрощались с
рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел
на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у берега было тихо, но вдали ходили большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не
оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Спустя немного времени один за другим начали умирать дети. Позвали шамана. В конце второго дня камлания он указал место, где надо поставить фигурное дерево, но и это не помогло. Смерть уносила одного человека за другим. Очевидно, черт поселился в самом жилище.
Оставалось последнее средство — уступить ему фанзу. Та к и сделали. Забрав все имущество, они перекочевали
на реку Уленгоу.
Восточный склон Сихотэ-Алиня совершенно голый. Трудно представить себе местность более неприветливую, чем истоки
реки Уленгоу. Даже не верится, что здесь был когда-нибудь живой лес. Немногие деревья
остались стоять
на своих корнях. Сунцай говорил, что раньше здесь держалось много лосей, отчего и
река получила название Буй, что значит «сохатый»; но с тех пор как выгорели леса, все звери ушли, и вся долина Уленгоу превратилась в пустыню.
В то время
реку Билимбе можно было назвать пустынной. В нижней половине
река шириной около 20 м, глубиной до 1,5 м и имеет скорость течения от 8 до 10 км в час. В верховьях
реки есть несколько зверовых фанз. Китайцы приходили сюда в Санхобе зимой лишь
на время соболевания. В этот день нам удалось пройти км тридцать; до Сихотэ-Алиня
оставалось еще столько же.
Проснулся я в 8 часов утра. По-прежнему моросило. Дерсу ходил
на разведку, но ничего не нашел. Животное, подходившее ночью к нашему биваку, после выстрела бросилось назад через
реку. Если бы
на отмели был песок, можно было бы увидеть его следы. Теперь
остались для нас только одни предположения. Если это был не лось, не изюбр и не медведь, то, вероятно, тигр.
Около устья
реки Давасигчи было удэгейское стойбище, состоящее из четырех юрт. Мужчины все были
на охоте, дома
остались только женщины и дети. Я рассчитывал сменить тут проводников и нанять других, но из-за отсутствия мужчин это оказалось невозможным. К моей радости, лаохозенские удэгейцы согласились идти с нами дальше.
На больших
реках буреломный лес уносится водой, в малых же речках он
остается лежать там, где упал.
Кое-где виднелась свежевзрытая земля. Та к как домашних свиней китайцы содержат в загонах, то
оставалось допустить присутствие диких кабанов, что и подтвердилось. А раз здесь были кабаны, значит, должны быть и тигры. Действительно, вскоре около
реки на песке мы нашли следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль
реки и прятался за валежником. Из этого можно было заключить, что страшный зверь приходил сюда не для утоления жажды, а
на охоту за козулями и кабанами.
С рассветом опять ударил мороз; мокрая земля замерзла так, что хрустела под ногами. От
реки поднимался пар. Значит, температура воды была значительно выше температуры воздуха. Перед выступлением мы проверили свои продовольственные запасы. Хлеба у нас
осталось еще
на двое суток. Это не особенно меня беспокоило. По моим соображениям, до моря было не особенно далеко, а там к скале Ван-Син-лаза продовольствие должен принести удэгеец Сале со стрелками.
Китайцы
остались у нас ночевать. От них я узнал, что большое наводнение было
на реке Иодзыхе, где утонуло несколько человек.
На реке Санхобе снесло водой несколько фанз; с людьми несчастий не было, но зато там погибло много лошадей и рогатого скота.
Большие обнажения
на берегу моря к северу от
реки Такемы состоят главным образом из лав и их туфов (биолитовый дацит), дальше тянутся полевошпатовые сланцевые породы и диорит. Тип берега кулисный. Действительно, мысы выступают один за другим наподобие кулис в театре. Вблизи берега нигде нет островов. Около мысов, разрушенных морским прибоем, кое-где образовались береговые ворота. Впоследствии своды их обрушились,
остались только столбы — любимые места отдыха птиц.
На другой день мы выступили рано. Путь предстоял длинный, и хотелось поскорее добраться до
реки Сан-хобе, откуда, собственно, и должны были начаться мои работы. П.П. Бордаков взял ружье и пошел стороной, я с Дерсу по обыкновению отправился вперед, а А.И. Мерзляков с мулами
остался сзади.
Небольшое сельцо Колотовка, принадлежавшее некогда помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной в околотке Стрыганихой (настоящее имя ее
осталось неизвестным), а ныне состоящее за каким-то петербургским немцем, лежит
на скате голого холма, сверху донизу рассеченного страшным оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы и пуще
реки, — через
реку можно по крайней мере навести мост, — разделяет обе стороны бедной деревушки.
На другой день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского охотничьего балагана шли 2 тропы: одна — вниз, по
реке Синанце, а другая — вправо, по
реке Аохобе (по-удэгейски — Эhе, что значит — черт). Если бы я пошел по Синанце, то вышел бы прямо к заливу Джигит. Тогда побережье моря между
реками Тютихе и Иодзыхе
осталось бы неосмотренным.
Вечером после ужина мы держали совет. Решено было, что завтра я, Дерсу и китаец-охотник отправимся вверх по Тютихе, перевалим через Сихотэ-Алинь и назад вернемся по
реке Лянчихезе.
На это путешествие нужно было употребить 3 суток. Стрелки и казаки с лошадьми
останутся в фанзе и будут ожидать нашего возвращения.
Весь следующий день мы провели в беседе.
Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по берегу моря. Отсюда нам надо было идти к Сихотэ-Алиню и далее
на Иман.
На совете решено было
остаться на Санхобе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и снарядиться для зимнего похода.
От хозяина фанзы мы узнали, что находимся у подножия Сихотэ-Алиня, который делает здесь большой излом, а
река Тютихе течет вдоль него. Затем он сообщил нам, что дальше его фанзы идут 2 тропы: одна к северу, прямо
на водораздельный хребет, а другая —
на запад, вдоль Тютихе. До истоков последней
оставалось еще 12 км.
Стрелки недолго сидели у огня. Они рано легли спать, а мы
остались вдвоем с Дерсу и просидели всю ночь. Я живо вспомнил
реку Лефу, когда он впервые пришел к нам
на бивак, и теперь опять, как и в тот раз, я смотрел
на него и слушал его рассказы.
В сумерки мы достигли маленького балагана, сложенного из корья. Я обрадовался этой находке, но Дерсу
остался ею недоволен. Он обратил мое внимание
на то, что вокруг балагана были следы костров. Эти костры и полное отсутствие каких бы то ни было предметов таежного обихода свидетельствовали о том, что балаган этот служит путникам только местом ночевок и, следовательно, до
реки Иман было еще не менее перехода.
Потесненные русскими, они ушли
на Уссури, а оттуда, под давлением казаков, перекочевали
на реку Улахе. Теперь их
осталось только 12 человек: 3 мужчин, 5 женщин и 4 детей.
Свет от костров отражался по
реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные
на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись спать.
Остался только один караульный для охраны коней, пущенных
на волю.
В период летних дождей вода, стекающая с окрестных гор, переполняет
реку и разливается по долине. Самые большие наводнения происходят в нижнем течении Вай-Фудзина, там, где
река принимает в себя сразу два притока: Сыдагоу — справа и Арзамасовку — слева. По словам пермцев, умеренные наводнения не только не приносят вреда, но, наоборот, даже полезны, так как после них
на земле
остается плодородный ил. Большие же наводнения совершенно смывают пашни и приносят непоправимый вред.
И здесь, как и
на реке Вай-Фудзине, при переходе через Сихотэ-Алинь, наблюдателя поражает разница в растительности. За водоразделом мы сразу попали в лиственный лес; хвоя и мох
остались позади.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади
остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых,
на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к
реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье
остались на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел к
реке.
На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел
на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Паначев работал молча: он по-прежнему шел впереди, а мы плелись за ним сзади. Теперь уже было все равно. Исправить ошибку нельзя, и
оставалось только одно: идти по течению воды до тех пор, пока она не приведет нас к
реке Улахе.
На большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только
на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Когда новогородцы поселились в Хлынове (Вятке), они икону перенесли, но она исчезла и снова явилась
на Великой
реке в пятидесяти верстах от Вятки; новогородцы опять перенесли ее, но с тем вместе дали обет, если икона
останется, ежегодно носить ее торжественным ходом
на Великую
реку, кажется 23 мая.
Мы
остались и прожили около полугода под надзором бабушки и теток. Новой «власти» мы как-то сразу не подчинились, и жизнь пошла кое-как. У меня были превосходные способности, и, совсем перестав учиться, я схватывал предметы
на лету, в классе,
на переменах и получал отличные отметки. Свободное время мы с братьями отдавали бродяжеству: уходя веселой компанией за
реку, бродили по горам, покрытым орешником, купались под мельничными шлюзами, делали набеги
на баштаны и огороды, а домой возвращались позднею ночью.
Лежавший
на траве Михей Зотыч встрепенулся. Харитина взглянула вниз по
реке и увидела поднимавшийся кудрявый дымок, который таял в воздухе длинным султаном. Это был пароход… Значит, старики ждали Галактиона. Первым движением Харитины было убежать и куда-нибудь скрыться, но потом она передумала и
осталась. Не все ли равно?
К весне дядья разделились; Яков
остался в городе, Михаил уехал за
реку, а дед купил себе большой интересный дом
на Полевой улице, с кабаком в нижнем каменном этаже, с маленькой уютной комнаткой
на чердаке и садом, который опускался в овраг, густо ощетинившийся голыми прутьями ивняка.
На Сахалине я застал разговор о новом проектированном округе; говорили о нем, как о земле Ханаанской, потому что
на плане через весь этот округ вдоль
реки Пороная лежала дорога
на юг; и предполагалось, что в новый округ будут переведены каторжники, живущие теперь в Дуэ и в Воеводской тюрьме, что после переселения
останется одно только воспоминание об этих ужасных местах, что угольные копи отойдут от общества «Сахалин», которое давно уже нарушило контракт, и добыча угля будет производиться уже не каторжными, а поселенцами
на артельных началах.
От Дубков до устья Найбы
остается только 4 версты,
на пространстве которых селиться уже нельзя, так как у устья заболочина, а по берегу моря песок и растительность песчано-морская: шиповник с очень крупными ягодами, волосянец и проч. Дорога продолжается до моря, но можно проехать и по
реке,
на аинской лодке.
Журавли медленно подвигались прямо
на меня, а мои дрожки продолжали ездить взад и вперед до тех пор, пока вся журавлиная стая не подошла ко мне очень близко. Наконец, я выстрелил: три журавля
остались на месте, а четвертый, тяжело раненный, пошел
на отлет книзу и упал, версты за полторы, в глухой и болотистой уреме, при соединении
реки Боклы с Насягаем. Я искал его вплоть до вечера и, наконец, нашел с помощью собаки, но уже мертвого.
Звон серпов смолк, но мальчик знает, что жнецы там,
на горе, что они
остались, но они не слышны, потому что они высоко, так же высоко, как сосны, шум которых он слышал, стоя под утесом. А внизу, над
рекой, раздается частый ровный топот конских копыт… Их много, от них стоит неясный гул там, в темноте, под горой. Это «идут козаки».
Все как будто было предусмотрено, неизвестными для нас
оставались только два вопроса: какой глубины снег
на Хунгари и скоро ли по ту сторону мы найдем людей и протоптанную нартовую дорогу. Дня два ушло
на сбор ездовых собак и корма для них. Юколу мы собрали понемногу от каждого дома. Наконец, все было упаковано и уложено. Я условился с орочами, что, когда замерзнет
река Тумнин, в отряд явится проводник орочей со своей нартой, и мы снимемся с якоря.
Как-то, давным-давно тому назад, один его поклонник и друг, тоже немец и тоже бедный, издал
на свой счет две его сонаты, — да и те
остались целиком в подвалах музыкальных магазинов; глухо и бесследно провалились они, словно их ночью кто в
реку бросил.
Миляев мыс так и
остался спорным, а работа шла
на отводах вверх по
реке Мутяшке.
Так что, когда я сегодня выбежала от Салова, думаю: «Что ж, я одна теперь
осталась на свете», — и хотела было утопиться и подбежала было уж к Москве-реке; но мне вдруг страшно-страшно сделалось, так что я воротилась поскорее назад и пришла вот сюда…
— Ну, вот! вот он самый и есть! Так жил-был этот самый Скачков, и
остался он после родителя лет двадцати двух, а состояние получил — счету нет! В гостином дворе пятнадцать лавок, в Зарядье два дома,
на Варварке дом, за Москвой-рекой дом, в Новой Слободе… Чистоганом миллион… в товаре…
Из Кельна Егор Егорыч вознамерился проехать с Сусанной Николаевной по Рейну до Майнца, ожидая
на этом пути видеть, как Сусанна Николаевна станет любоваться видами поэтической
реки Германии; но недуги Егора Егорыча лишили его этого удовольствия, потому что, как только мои путники вошли
на пароход, то
на них подул такой холодный ветер, что Антип Ильич поспешил немедленно же увести своего господина в каюту; Сусанна же Николаевна
осталась на палубе, где к ней обратился с разговором болтливейший из болтливейших эльзасцев и начал ей по-французски объяснять, что виднеющиеся местами замки
на горах называются разбойничьими гнездами, потому что в них прежде жили бароны и грабили проезжавшие по Рейну суда, и что в их даже пароход скоро выстрелят, — и действительно
на одном повороте Рейна раздался выстрел.
— Это тебе наврали, браток, Афинов нету, а есть — Афон, только что не город, а гора, и
на ней — монастырь. Боле ничего. Называется: святая гора Афон, такие картинки есть, старик торговал ими. Есть город Белгород, стоит
на Дунай-реке, вроде Ярославля алибо Нижнего. Города у них неказисты, а вот деревни — другое дело! Бабы тоже, ну, бабы просто до смерти утешны! Из-за одной я чуть не
остался там, — как бишь ее звали?
Из всей дружины Милославского
остался на другой стороне
реки один только казак, и читатели едва ли отгадают, что этот предатель был наш старинный знакомец Кирша.
Нередко случается, однако, что, зайдя слишком высоко или далеко в луговые поймы, не находит она водяного пути для возвращения в
реку и
остается в ямках и бокалдинах: если увидят люди, то поймают ее, а если нет и бокалдины высыхают уединенно, рыба гибнет и достается
на пищу воронам и разным другим птицам — иногда и свиньям.